МАЙК Майк Науменко… Скажу хотя бы пару-тройку слов.
Это было лето 83-го. Мы с будущими хронопами оттягиваемся в Ждановце, лагере политехников на Горе-море. И Саня Терешкин, кажется, это был он, притащил магнитофон с кассетой, на первой стороне которой был записан альбом «Кино» «45» (я как-то уже рассказывал, что со мной при прослушивании этого альбома случился натуральный культурный шок, все песни были настолько невероятны, что я пребывал в каком-то оч.крутом приходе, – и такого потрясения со встречей с прекрасным у меня впредь никогда не было), да, вот так, а на другой стороне был Майк со «Сладкой N».
По первому прислушиванию Майк мне понравился меньше Цоя, но спустя некоторое время мы в своем хроноповском кругу дико зафанатели от Майка – и навсегда. Майк оч.легко расходился на цитаты. По крайней мере строчка «Нас здесь никто не любит (и мы не любим их)» сопровождала нас повсюду – мы ее произносили, когда были трезвы, когда были пьяны в стельку. И даже когда уже не могли говорить, мы произносили ее одними глазами.
Каждое слово Майка просто высверливало дыру в сердце. Если бы не Майк, скорее всего, Хронопа бы не было, да и вообще ничего бы не было. Я и сегодня считаю, что ни одной плохой песни на этих альбомах нет. Полное совпадение со временем и с нами тогдашними. В одной песне вся 80-сятническая жизнь:
И я был зол на себя, и я был зол на вечер,
И, к тому же, с трудом отыскал свой сапог...
И, хотя меня так просили остаться,
Я решил уйти, хотя остаться мог.
И когда я вернулся, ты спала,
Но я не стал тебя будить и устраивать сцен -
Я подумал: "Так ли это важно с кем и где
Ты провела эту ночь, моя сладкая N?
Особенно по Майку тащился Кира Кобрин. Он просто говорил тогда его фразами.
Майк велик тем, что вернул в оборот затертое слово «любовь». Дело в том, что все 70-е и все 80-е эти мерзотные «Веселые ребята», «Самоцветы», «Лейся, песня» и пр. выхолостили тему любви. Петь, как они, было полным позором. Нужен бы свежий подход. А как?
И это сделал Майк. Собственно ни Цой, ни БГ – не мастера любовной лирики, на этом поле их удачи невелики. Но Майк в ранние годы постоянно пел о любви – и в том, как он это делал, не было ни грамма зашквара, пошлости, кича, он всегда находил правильную интонацию. За это я ему оч.благодарен.
Но! Мне ужасно не повезло с концертами Майка. То есть я не застал того Майка, которого я боготворил. Я обожаю Майка до 84-го года, альбом «Белая полоса» включительно, и несколько равнодушен к Майку позднему.
А удалось побывать мне только на позднем Майке. На Майке-глашатае. А мне люб был Майк-лирик.
В 87-м я видел «Зоопарк» в Питерском ЛДМ на 5-м фесте ленинградского рок-клуба и чуть позже на Подольском фесте. «Пудель», «Выстрелы», «Трезвость – норма жизни» – вот как-то это всё немножко не моё, а Майк в те годы пел именно такое. Впрочем, тогда же звучали и «Пригородный блюз», и Гопники» и «Ты дрянь», но что-то уже в воздухе изменилось. 87-й – был годом не Майка, - а скорее, «Наутилуса» и уж точно «Телевизора». А рок-н-ролльную эстафету уже подхватили молодые чайфы.
Есть очевидцы, которые утверждают, что «Хроноп» разогревал публику перед «Зоопарком» в 88-м в Сормовском парке (и это факт!), но я не помню этот концерт вообще. Видимо, я как-то уже совсем охладел к Майку в тот год. Оставаясь при этом фанатом его ранних альбомов (и сейчас я нередко переслушиваю их, особенно «Сладкую N»).
По другой версии я был тогда в жопу пьян – и поэтому ничего не помню. Может, и так.
Момент, когда пришла весть о смерти Цоя, я отлично помню. Со смертью Майка как-то все было иначе. Словно он умер за какое-то время до своей настоящей кончины. Мы все потерялись в начале 90-х, одна эпоха рушилась и сквозь нее прорастало нечто уродливое и несовершенное, но Майк был великим и его великая потерянность была особенной. Она возопила, но мало кто мог услышать этот вопль.
Майк оставил много превосходных песен. Не стареющих. Для меня.
